I'm so glad I live in a world where there are Octobers. (с) L.M. Montgomery
Иногда, чтобы наполнить себя жизнью до самых краев, нужно силком усадить себя и откинуть все "надо" и "пора". Включить мелодию под такт своего сердца и приглушить свет окружающего мира. Мне хотелось поразмышлять в последний день лета, в магический момент смены энергии, но не получилось - мы поехали на дачу, где жарили шашлыки, делали то, что нам делать не хотелось и отчаянно рвались в город. Какие тут размышления...
Мысли о будущем снова наполняют меня дрожью до самой макушки и совершенно не тянет примерять на себя различные роли в тщетной надежде, что хоть одна из них мне подойдет. Тянет прислушаться к сопению спящей мамы и ощущать свою комнату и Ригу одной из многих струн моего неугомонного сердца. Стоит закрыть глаза и я как наяву увижу залитые осенним дождем улицы и слепящий блеск апельсиновых фонарей, полускрытый серыми ветвями. В окно безуспешно бьется ветер, и я помню его запах, когда провожаешь подругу на последний троллейбус или сидишь на каменном бордюре в ожидании. Так странно, что в городе, в котором у меня не так уж и много близких людей, он сам как друг и товарищ.
Почему-то вспоминается Молдавия с ее мозаикой полей. Когда проносишься на машине по дорожному серпантину, оттенки сменяют друг друга. Там нет сочных цветов, все словно в дымке: розоватые квадраты вперемешку с салатовыми полосками и вклаплениями сиреневого. Где-то вспаханная земля, словно покрытая серой паутиной, сушится под лучами солнца, а дальше золотистые подсолнухи соперничают со светилом, растянувшись вдоль дороги. И этот знойный воздух, насыщенный травянистым запахом и жужжанием пчел. По утрам я гуляла вдоль полей: над головой небо цвета разбавленного киселя, покрытые пылью ноги прилипают к расплавленному асфальту и коровы, лениво жующую вечную жвачку, милостиво поворачивают голову мне вслед. Там время, подобно стрекозе в янтаре, замирает в этой проженной пыли и уставшей от жары зелени.
А снаружи плачет рижское небо..