Ветер, завывай пуще, свисти громче, зови дальше. Уводи меня с насиженных троп, где серая пыльная лужа под ногами, и веди к зеленому пятну на горизонте. Чем дальше, тем меньше подобных мне, чем ближе к шумящему призраку, тем меньше всего. Меньше мыслей в голове, меньше нот в наушниках, меньше связи со стенами дома. Камешки катаются под желтизной кроссовок, левой ладонью легко глажу перила, за которыми все пытается обогнать меня речная вода. Да куда там? Ты ведь заперта, а у меня тысячи дорог, тысячи листьев играют симфонию, тысяча оттенков отражается в глазах, и я тоже распадаюсь на эти тысячи. Собаки осторожно принюхиваются и, видно, учуяв странность сознания, весело уносятся к хозяевам, напоследок мелькнув хвостом. «Не потеряйся, душа без запаха». Киваю то ли им, то ли себе и ныряю в темноту обнявшихся деревьев. Неба нет, листья вырезаны во тьме, идешь по болоту прелых листьев, и, кажется, крутанись на месте и навсегда потеряешь выход. Но выход впереди, там, где искорка солнечного света. Иду вперед, и искорка превращается в сочное буйство луга с торчащими то тут, то там деревьями, нитками троп и огромным глубоким небом. Оно сияет медным тазом, и его блики ловят то прячущийся плющ на коре ивы, то капельки красной земляники у меня под ногами, то одинокую рыжую лилию в сорняках. Впитываю в себя этот блеск, а в ушах раскатисто смеется ветер, комкает одежду и швыряет пыль в глаза. Ветер, не балуй, не отвлекай, но поздно: моргаешь, и прямо по азимуту тучка-бегемот. Рот расползается до ушей, а небесным-то жителям насмешки не по нраву, сразу ведро в руки и остужать смешливых. И я попадаю под раздачу. До дома сотни не пройденных секунд, под ногами расползается звездная вселенная – серая с черными дырками – и ты уже напитан другой жизнью. Оставляю медную монету души на солнечном лугу и пряду пальцами ветер: проводи меня до дома, дружок, проводи и доведи, не то не доглядишь и похитит меня семицветная карусель. А мне пока еще нельзя оставаться: ведь скучает без верного друга далекая путь-дорога.